«Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели…»
В ночь с 30 на 31 мая 1960 года на даче в Переделкино умер лауреат Нобелевской премии по литературе, исключенный из Союза писателей СССР, Борис Пастернак.
Строчка, вынесенная в заголовок, взята из стихотворения-песни Александра Галича, посвященного этому трагическому событию и его предыстории:
«Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье...
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Ах, осыпались лапы елочьи,
Отзвенели его метели...
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!».
Смертельный диагноз (раз легкого) был поставлен писателю еще в 1959 году, но, возможно, он прожил бы гораздо дольше, если бы не гонения, объектом которых он стал после публикации за рубежом романа «Доктор Живаго» (в 1957-ом), и присуждение ему Нобелевской премии в 1958-ом.
Роман «Доктор Живаго» был закончен Пастернаком в декабре 1955-го, а в январе 1956-го передан в журнал «Новый мир». Однако рукопись пролежала в редакции 9 месяцев, а в сентябре Пастернак получил отказ. Причиной стала «неправильная» позиция автора по отношению к событиям Октябрьской революции 1917 года. После этого Пастернак принимает решение о публикации «Доктора Живаго». В 1956-ом роман был тайно вывезен из СССР и в 1957 году напечатан в итальянском журнале «Аппенины». Восторженные отклики на это произведение зарубежных критиков и мировое признание творческих достижений писателя в целом на Родине были расценены коллегами и партактивом как ««шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка». Именно так была озаглавлена статья Давида Заславского, напечатанная в номере газеты «Правда» от 26 октября 1958 года.
«…еще попадаются отдельные экземпляры вымершей породы буржуазных «индивидуалистов», мелких собственников и мещан, пронесших в своей душе сквозь сорок с лишком лет революции глубокую вражду к социалистическому коллективу. Носители этой отжившей свой век идеологии встречаются иногда даже среди литераторов. Подобный писатель, который могучему социалистическому чувству «мы» противопоставляет свое самовлюбленное «я», воображает себя «героем» индивидуализма, а на деле является мелкобуржуазным собственником, прикрывающим свои утробные интересы пышным нарядом старомодной словесности»,
- заявлялось в статье, больше похожей на донос в «компетентные органы», чем на литературную критику.
На уровне ЦК творение Пастернака расценили как «злобный пасквиль и клевету на нашу революцию и на всю нашу жизнь». Писатель под натиском травли сдался и отказался от премии. В телеграмме Шведской академии Пастернак объяснил свой отказ так: общество, к которому он принадлежит, на этот шаг Нобелевского комитета отреагировало неоднозначно. Поэтому писатель не может принять награду. «Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ», - добавил он в конце. После того, как роман осудили даже те, кто его не читал, Пастернак был с позором изгнан из Союза писателей СССР, а Московский Союз писателей заявил о необходимости высылки поэта за границу. После письма Пастернака Хрущеву, в котором говорилось о невозможности жизни и творчества вне России, на Родине его оставили, но именно «на положении литературного сорняка».
В единственном появившемся в «Литературной газете» объявлении коротко сообщалось:
«Правление Литературного Фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Бориса Леонидовича Пастернака, последовавшей 30 мая сего года, на 71-ом году жизни, после тяжелой и продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного».
Вдова писателя, Зинаида Николаевна, от помощи Литфонда в организации похорон отказывается, сказав, что всё сделает сама. Гроб стоял на столе в гостиной, окна были распахнуты, и за роялем весь день сменяли друг друга Мария Юдина, Святослав Рихтер, Станислав Нейгауз.
По воспоминаниям очевидцев, рукописное объявление, сообщавшее о дате и месте похорон, провисело на Киевском вокзале всего несколько минут, после чего было снято «литературоведами в штатском». Несмотря на такую оперативность, 2 июня на похороны великого русского писателя в Переделкино приехало более тысячи человек (по официальной оценке, на погребении присутствовало 500 человек; по мнению самих «присутствовавших», их было более 2 тысяч).