Последняя весна «Мастера»
10 марта 1940 года в 16 часов 39 минут у себя дома, в квартире № 44 дома № 3/5 на улице Фурманова (до этого и сейчас – в Нащокинском переулке) в возрасте 48 лет умер Михаил Булгаков.
Писатель скончался от той же болезни и приблизительно в том же возрасте, что и его отец, Афанасий Иванович Булгаков. Как отмечает кандидат медицинских наук, специалист по истории диагностики Николай Ларинский, исследовавший историю болезни Михаила Булгакова (кн. «Истории болезней знаменитых людей»), для ее понимания имеют большое значение обстоятельства болезни и смерти его отца:
«С весны 1906 года он, по воспоминаниям современников, стал ощущать какое-то «подозрительное недомогание», проболел все лето, а в сентябре у него резко ухудшилось зрение, появилась выраженная слабость, мышечные боли и т.д. 14 марта 1907 года Афанасий Булгаков умер при явлениях почечной недостаточности».
Михаил Булгаков, сам будучи врачом, никогда об этой наследственной предрасположенности не забывал, но роковой недуг всё равно застал его врасплох… В сентябре 1939 года после серьезной для него стрессовой ситуации (отзыв писателя, отправившегося в командировку для работы над пьесой о Сталине «Батум») Булгаков с женой решают провести отпуск в Ленинграде. Он пишет соответствующее заявление в дирекцию Большого театра, где работал консультантом репертуарной части. В первый же день пребывания в Ленинграде, прогуливаясь по Невскому проспекту, он вдруг почувствовал, что не различает надписей на вывесках.
Подобная ситуация однажды уже имела место в Москве – до поездки в Ленинград, о чем писатель рассказывал своей сестре, Елене Афанасьевне:
«О первой замеченной потере зрения – на мгновенье (сидел, разговаривал с одной дамой, и вдруг она точно облаком заволоклась – перестал ее видеть). Решил, что это случайно, нервы шалят, нервное переутомление».
12 сентября его осматривает известный ленинградский профессор, опытный клиницист-офтальмолог Николай Андогский. Назначения Андогского скромны: очки для близи и три столовых ложки хлористого кальция, а вот прогноз – грозный:
«Ваше дело плохо, поезжайте немедленно в Москву и обязательно сдайте анализ мочи».
В Москве врачи ставят ему окончательный диагноз: хроническая почечная недостаточность.
Союз писателей СССР принимает по мере возможностей участие в судьбе коллеги. Булгакова посещает дома председатель Союза писателей Александр Фадеев, о чем находим запись в дневниках Елены Сергеевны:
«18 октября. Сегодня два звонка интересных. Первый – от Фадеева о том, что он завтра придет Мишу навестить…».
По решению Союза писателей ему оказывается материальная помощь в размере 5 тыс. рублей. В ноябре 1939 г. на заседании Союза писателей СССР рассматривается вопрос о направлении Булгакова с женой в правительственный санаторий «Барвиха». Там основным методом лечения Булгакова были тщательно разработанные диетические мероприятия, однако ожидаемого улучшения состояния здоровья они не принесли.
Уж в конце 1939 года Булгаков (сам в прошлом врач) окончательно разочаровывается в возможностях медицины:
«… сосет меня мысль, что вернулся я умирать. Это меня не устраивает по одной причине: мучительно, канительно и пошло. Как известно, есть один приличный вид смерти – от огнестрельного оружия, но такового у меня, к сожалению, не имеется. Поточнее говоря о болезни: во мне происходит ясно мной ощущаемая борьба признаков жизни и смерти. В частности, на стороне жизни – улучшение зрения. Но довольно о болезни! Могу лишь добавить одно: к концу жизни пришлось пережить еще одно разочарование – во врачах-терапевтах. Не назову их убийцами, это было бы слишком жестоко, но гастролерами, халтурщиками и бездарностями охотно назову. Есть исключения, конечно, но как они редки! Да и что могут помочь эти исключения, если, скажем, от таких недугов, как мой, у аллопатов не только нет никаких средств, но и самого недуга они порою не могут распознать. Пройдет время, и над нашими терапевтами будут смеяться, как над мольеровскими врачами».
3 февраля 1940 года Булгакова консультировал лечащий врач Сталина Владимир Виноградов, но повернуть вспять патологический процесс было уже невозможно.
«Как всякому смертному, мне кажется, что смерти нет. Ее просто невозможно вообразить. А она - есть»,
- писал Булгаков в начале 1940 года.
Как сообщается в многочисленных биографиях писателя, в первых числах марта 1940 года, в бреду, одолеваемый кошмарами и манией преследования — что вот сейчас, прямо сейчас в квартиру ворвутся какие-то неизвестные люди, схватят его и уволокут — не то в больницу, не то в тюрьму, — он метался на постели и просил прощения у тех, кого обидел, к кому был невнимателен или жесток. Он звал свою первую жену, Татьяну, чтобы покаяться перед ней за то, что много лет назад предал ее и бросил, объяснялся в любви своей третьей жене, Елене, ни словом не вспоминал жену вторую, Любовь, и горестно вопрошал, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно:
«За что меня били?.. За что жали?.. Я хотел жить и работать в своем углу… Я никому не делал зла…».