Метаморфозы Алексея Толстого: был граф, стал товарищем
В 1923 году Алексей Толстой возвращается в Россию из эмиграции. Он был чуть ли не единственным из возвращенцев – известных писателей, который пришёлся ко двору новому режиму. Видимо, диктатуре пролетариата необходим был собственный граф.

Революция 1917 года не вызвала у Алексея Николаевича Толстого большого энтузиазма. Когда в Москве стало совсем плохо с продуктами, он вместе с семьёй выехал на юг и смог перебраться в Одессу.
«Алексей Николаевич и его семья, состоящая из 7 человек, как и многие тысячи эмигрантов, 2 года провела в Одессе. Толстые отправились в эмиграцию на пароходе «Кавказ», где оказались в сыром трюме, вместе с тифозными больными. Два месяца добирались до Турции, бывшей Османской империи, находившейся под международным протекторатом и в которой теснились уже десятки тысяч беженцев. Вновь прибывших эмигрантов в Константинополь не допускали ― размещали в резервации для русских эмигрантов ― на острове Халки; спустя месяц Толстые оказались в Константинополе, где на улицах повсеместная русская речь сливалась с таким же неизбежным заунывным пением муллы, а из ресторана доносилось, как писал Аверченко в одном из рассказов: «Маруська, брось свои замашки, скорей тангу со мной спляши!».
Тысячи эмигрантов так никогда и не выбрались из этого кошмара, Толстых же выручил друг семьи, богач, меценат, друг Горького Сергей Аполлонович Скирмунт. Наталья Васильевна написала ему в 1919 году в Париж: «Я здесь с мужем и детьми. Возвращаться из Одессы в Москву, через фронт Деникина, через Украину, по степям которой гуляют разбойники, оказалось труднее, чем нестись вместе с беженским потоком на юг. И вот нас понесло и внесло на чужой берег <…> Выручай, шли визу». Сергей Аполлонович прислал визу, и семья продолжила своё мучительное путешествие на пароходе «Карковадо». (Мина Полянская. «Алексей Толстой. Накануне возвращения графа. Петербург ― Берлин ― Петроград». ( Семь искусств, №8, 27.08.2018).
Однако и в Париже нищенская жизнь продолжала преследовать семью Толстых... В 1921 году Толстые добрались до Берлина.
А в 1923 году Алексей Толстой вернулся в Россию. Ему удалось довольно быстро стать признанным властью классиком и состоятельным человеком. Байки и анекдоты о «советском графе» стали ходить уже в начале 1930-х.
«В Детском селе, где Толстой поселился с семьёй в конце 1920-х гг., над дверью особняка на Пролетарской улице, дом 6 красовалась табличка: «Гр. Толстой», двойной смысл которой был очевиден. Сокращенное «гр.» читалось как гражданин и одновременно намекало на его графство. Эту двойственность подтверждала и старая экономка Ю. И. Уйбо, сопровождавшая семью в эмиграции. На вопрос, дома ли Толстой, она по телефону, в разгар сталинского террора, бесхитростно отвечала: «Их сиятельство в райком ушли».
(Мина Полянская в работе «Алексей Толстой. Накануне возвращения графа. Петербург ― Берлин ― Петроград». ( Семь искусств, №8, 27.08.2018).
Толстой, безусловно, обладал чутьём выживания.
«Эмиграция гниёт, как дохлая лошадь, – сообщал он в одном из писем берлинского периода. – Создавать из этой дохлятины группу, питаться снова нездоровыми мечтаниями о белом генерале, о возрождении ресторана «Прага» и липацких извозчиков – невозможно, как нельзя, например, искусственно вернуть себя в тифозный бред».
Когда классик советской литературы ездил по делам на своей машине из Царского Села в Северную столицу, на железнодорожном переезде у станции Шушары ему часто приходилось останавливаться и ждать, когда поднимут шлагбаум. Согласно легенде, именно здесь, у шлагбаума, Толстой придумал имя злой крысе из «Золотого ключика», охранявшей заветную дверь в каморке папы Карло, - Шушара.
Вячеслав Молотов, выступая в 1936 году на VIII Чрезвычайном съезде Советов, сказал буквально так:
«Товарищи! Передо мной выступал здесь всем известный писатель Алексей Николаевич Толстой. Кто не знает, что это бывший граф Толстой! А теперь? Теперь он товарищ Толстой, один из лучших и самых популярных писателей земли советской - товарищ Алексей Николаевич Толстой. В этом виновата история. Но перемена-то произошла в лучшую сторону. С этим согласны мы вместе с самим Алексеем Николаевичем Толстым».
«Красный граф» стал депутатом Верховного совета. После смерти Горького в 1936 году именно Толстой возглавил Союз писателей СССР.
В 1937-ом вышла повесть Алексея Толстого «Хлеб», посвященная обороне Царицына, причем - в сталинской интерпретации.
«В «Хлебе» писатель обращается к героической обороне Царицына. Повесть как бы дополняла «Восемнадцатый год», где не был показан один из решающих участков Гражданской войны — борьба за Царицын. «Поэтому, — писал А. Толстой, — мне пришлось прибегнуть к особой форме — написать параллельно с «Восемнадцатым годом» повесть под названием «Хлеб», описывающую поход ворошиловской армии и оборону Царицына Сталиным. (…) «Хлеб» отличается от романа «Восемнадцатый год» самым характером подхода к изображению действительности. В трилогии Толстого в центре внимания вымышленные персонажи. В новом произведении — основными героями являются исторические деятели. Писатель зарисовал образы гениального вождя революции В. И. Ленина, его соратников И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова, дал их художественные портреты, запечатлел стиль работы, подчеркнул их связь с народом, раскрыл широту и величие их деятельности».
По одной из версий, «Хлебом» писатель как бы реабилитировал себя за «Восемнадцатый год», где он «просмотрел» выдающуюся роль Сталина в Гражданской войне.
Ходит байка, что писатель долго не мог найти вдохновения, чтобы написать «заказ». И вот он посетил Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. В павильоне Узбекистана демонстрировался роскошный ковер ― чудо коврового искусства. Толстой подошел к директору и попросил продать ковер. Директор ответил, что при всем уважении к знаменитому писателю это невозможно: ковер ― народное достояние.
Толстой вернулся домой расстроенный. Ковер не выходил у него из головы, и он позвонил Сталину: рассказал о работе над романом «Хлеб» и пожаловался, что работа идет неровно ― он лишен уюта, ему недостает ковра, но ковер не продается.
«Ничего, ― ответил Сталин, ― мы постараемся помочь вашему творческому процессу, раз вы поднимаете такие актуальные и трудные темы. Ваш «Хлеб» нужен нам, как хлеб насущный».
К вечеру привезли ковер. Работа писателя пошла успешно, и вскоре он опубликовал повесть «Хлеб», в которой Сталин предстает как спаситель России.
«Был ли счастлив при жизни писатель, окружённый легендами и пользующийся устойчивой нелестной репутацией у российской интеллигенции (лауреат 3-х Сталинских премий первой степени), хотя не раз хлопотал за опальных и даже арестованных знакомых? Скорее всего, нет. Из достоверных источников известно, что последняя его жена Людмила Ильинична Баршева урожденная Крестинская (1906―1982), была «приставлена» к нему для присмотра, и положение его было немногим лучше, чем у Горького, оплетённого сетью шпионов среди приближённых в собственном доме. Наталья Толстая назвала мне однажды цифру ― количество доносов, которое поступило на Алексея Николаевича ― в точности её назвать не могу, но она была космическая!
Толстой был членом комиссии по расследованию злодеяний фашистских захватчиков, а Сталинскую премию за роман «Хождение по мукам» он передал в Фонд обороны на строительство танка «Грозный». Он умер 23 февраля 1945 г. от тяжелой болезни (саркомы легких) в возрасте 62 лет, не дожив 2 месяца до столь желанной победы, и похоронен на Новодевичьем кладбище. В связи с его смертью был объявлен государственный траур, так что, если учитывать досье, уже заведенное на него с целью очень скорого ареста, финал жизни этого писателя выглядит настоящим сюжетом парадоксального двойного бытия».
(Мина Полянская в работе «Алексей Толстой. Накануне возвращения графа. Петербург ― Берлин ― Петроград». ( Семь искусств, №8, 27.08.2018).
По воспоминаниям Юрия Анненкова, на обвинения в продажности властям писатель отвечал откровенно:
«Я циник, мне на все наплевать! Я — простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу!
Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов! Я написал моего «Азефа», и он провалился в дыру. Я написал «Петра Первого», и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, «отец народов» пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома «пролетарским царем» и прототипом нашего Иосифа! Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа. Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбург — все они акробаты. Но они — не графы. А я — граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов!».